– Ну что ж, думаю, ты получила дельные советы, – заметил Джеффри с улыбкой.

– А он откуда?

– Насколько я поняла, откуда-то из госдепартамента. А может, из министерства труда или министерства торговли… Когда я попыталась это выяснить, он сразу перевел разговор на меня и стал рассыпаться в комплиментах. Забросал меня вопросами. Его интересовало мое отношение к славе и популярности. Я не успевала отвечать…

Джеффри хмыкнул и крепче обнял Чиллу.

– Ну как тебе понравилось быть в роли допрашиваемой?

– Мало приятного. Я предпочитаю задавать вопросы, а не отвечать на них.

– Но сегодня, кажется, ты немного изменила своим привычкам? – улыбнулся он.

Она поцеловала Джеффри и кивнула.

– Слава Богу, заметил.

Она приблизила губы к его уху и что-то прошептала. Судя по всему, предложение Чиллы было весьма заманчиво. По крайней мере, у Джеффри не возникло желания с ней спорить.

Глава 13

Выздоровление Элинор шло медленно. Даника навещала ее очень часто. Два раза в неделю она приезжала в Коннектикут – но только тогда, когда была уверена, что не застанет дома отца. Она убеждала себя в том, что делает это ради матери, поскольку та нуждалась в ней в эти дни, хотя в глубине души знала, что просто не хочет лишний раз видеть отца – она боялась его вопросов, его пристального внимания и… неизвестности своего будущего. Что она может сказать отцу? Разве он поймет ее откровенность?

Как ни удивительно, но, встречаясь с матерью, она часто чувствовала, что отдыхает душой. Когда Элинор лежала в больнице, волнения и хлопоты отнимали много сил. Теперь, когда мать перевезли домой, Даника неожиданно открыла для себя, что женщина, которую она знала всю жизнь и которую считала придатком отца, оказалась самостоятельной личностью. Их беседы были долгими и доверительными, и Даника многое узнавала о матери.

– Тебе никогда не надоедала эта бесконечная политическая суета? – как-то раз спросила она мать.

Они сидели в солярии. Солнце грело мало, и помещение обогревалось батареями. Элинор сидела в кресле, укрытая пледом. Безжизненная правая рука лежала на коленях. К счастью, мозг Элинор остался в сохранном состоянии, хотя речь стала несколько замедленной и не такой яркой. Вопрос дочери заставил Элинор задуматься. Она слегка коснулась здоровой левой рукой своего лба.

– Нет, не надоедала, – наконец ответила она. – Мне это даже нравилось. С самого начала меня влекла такая жизнь, ведь в семье со мной никогда не нянчились. Для меня это был прекрасный и неизведанный мир. Потом была первая в жизни Уильяма избирательная кампания. Ты тогда была еще слишком маленькой, чтобы понимать, что происходит. У отца почти не было спонсоров, и он мог рассчитывать лишь на себя, на свою энергию и способности. Вот почему мы так радовались нашей победе…

– Ты говоришь «нашей»? – заметила Даника.

– Ну, конечно. Я не сомневаюсь, что Уильям добился бы всего и без меня, но тогда я трудилась не меньше, чем он. Я была во всех предвыборных турне. Когда он выступал перед избирателями, я выступала в женских клубах. В день выборов, так же, как и он, я валилась с ног от усталости.

– Интересно, ма, – проговорила задумчиво Даника. – Никогда бы не подумала. Мне казалось, что тебе просто не сидится дома.

Элинор надолго задумалась, а потом сказала:

– Наверное, я виновата. Мне и в голову не приходило, что тебя это интересует. Ты была маленькой, а у нас было столько хлопот. Мне казалось, что лучше держать тебя от всего этого подальше… Ну а потом, когда ты подросла, мы нашли тебе другое занятие.

– Теннис?

– Да, и еще учеба. Политика не для детей. Мы постоянно бывали в разъездах. Дел у нас было по горло.

– Но не все жены политических деятелей такие, как ты.

– Что правда, то правда, – согласилась Элинор. – Может быть, я допустила ошибку, отдалив тебя от себя. Я так из-за этого переживала.

– Ты это серьезно?!

– Я же твоя мать, Даника. Но жизнь часто ставит людей перед выбором. Мне нужно было выбирать между отцом и тобой.

– И ты выбрала его.

– Это было нелегко, Даника, – тихо проговорила Элинор, отводя глаза. – Кроме того, я должна была подумать и о себе. Что ждало меня в жизни? Я должна была смотреть на десять, двадцать лет вперед. Я понимала, что ты когда-нибудь вырастешь и заживешь своей жизнью. Так ведь и случилось. Другое дело Уильям. Я буду нужна ему всегда. Даже теперь, когда твой отец так прочно стоит на ногах, я все еще нужна ему. Возможно, все эти годы я занималась не такими уж важными делами, но делала это с любовью… – На лице Даники все еще было написано сомнение, и мать сказала:

– Я знаю, ты считаешь меня его придатком…

– Вовсе нет!

– Может, я употребила не совсем то слово – мне сейчас нелегко найти нужные слова, но многие именно так и думают. Это те, кто видит все со стороны. Конечно, для них я только тень Уильяма Маршалла. Лишь человек нашего круга способен понять, что для политика жена – главная опора. Мы, жены, проходим с мужьями через все штормы. У нас они ищут успокоения в конце дня. Когда нужно, мы умеем молчать и часто выполняем роль буфера. Мы умеем быть тонкими и дипломатичными и можем притушить страсти, которые вспыхивают в мужской компании… – Элинор шумно вздохнула. – Впрочем, они недооценивают женщин. – Она улыбнулась. – От этого устаешь… Кажется, это и выбило меня из колеи.

Сердце Даники сжалось от жалости, она протянула матери стакан воды.

– Прости, ма, – пробормотала она. – Ты, наверное, устала говорить так долго, но мне так нравится тебя слушать. Почему ты никогда не рассказывала мне об этом?

Элинор попила через соломинку, а затем откинулась в кресле.

– А ты меня никогда не спрашивала, – спокойно сказала Элинор. – И еще потому, что мы редко были вместе и долго не могли почувствовать себя на равных… Но я знаю, что я не вечна, а есть многое, о чем мне нужно с тобой поговорить…

Даника обняла мать. Она не могла вымолвить ни слова – в горле стоял ком. И не только из-за жалости к матери. Ей самой хотелось многое рассказать, но, увы, она все еще не могла на это отважиться.

Даника встречалась с Майклом каждый четверг, но все время в разных отелях. Даника ни разу не оставалась у Майкла на ночь. Майкл не пытался уговорить ее остаться, но отпускать Данику от себя становилось для него все тяжелее. В остальное время он с головой погружался в работу, боясь праздности и одиночества. Ему не оставалось ничего другого, как реализовать себя в писательстве и преподавании. Некоторое время это помогало, но в конце концов его терпение стало истощаться. Он закончил книгу и незадолго до Рождества отослал ее в Нью-Йорк в издательство. Завершился и курс лекций в университете, осталось лишь принять у студентов экзамен.

Его любовь к Данике была неизменной. Даже после того, как надежда на то, что Даника наконец разведется с Блейком, стала гаснуть… И Майкл принял решение уехать. Но на этот раз не для того, чтобы собирать материал для новой книги. Он понял со всей очевидностью, что должен бежать. И он уехал.

Как-то утром, когда Майкл листал путеводители, в дверь позвонили. Пес мгновенно бросился к двери.

– Все в порядке, Мальчик! – сказал Майкл и, почесав пса за ухом, отпер дверь.

В ту же секунду он понял, что ошибся. Ничего хорошего этот визит не предвещал. Лицо мужчины, который стоял на пороге, было ему хорошо знакомо. Как и многим американцам.

– Мистер Бьюкенен? – холодно осведомился мужчина.

– Сенатор Маршалл? – отозвался Майкл.

– Мы знакомы?

– Нет, но я узнал вас. Я часто вижу вас по телевизору… – Никакого сходства с Даникой. Впрочем, может быть, Майкл просто не хотел его замечать. – Я предполагал, что нам не избежать знакомства, хотя и представлял все несколько иначе.

Уильям Маршал нахмурился.

– Я могу войти?

Майкл поспешно кивнул и отступил в сторону. Он успел заметить, что сенатор приехал на подержанной машине, которую, очевидно, взял напрокат. На таких машинах сенаторы обычно не разъезжают. К тому же Уильям Маршалл приехал без сопровождения – шофера в машине не было.